Статья Н.Л. Пушкаревой и А.В. Жидченко «Женская повседневность в Дубне в 1950-1960-е годы» опубликована в журнале «Этнографическое обозрение» (№5, 2023). В ней проанализированы структуры женской повседневности в наукограде, призванном стать «витриной социализма» в СССР в 1950-1960-е годы.
Авторы полагают, что в годы хрущевской оттепели и создания научных центров по всей стране, женщины попадали в этих новых городках в нетривиальные для традиционной женской советской повседневности условия, где обретали возможность реализовывать собственные жизненные стратегии в науке и смежных сферах. Но воспользовались этой возможностью немногие.
Если действительно в конце 1950-х годов физики в СССР были в большом почете (“Что-то физики в почете, что-то лирики в загоне… дело не в сухом расчете, дело в мировом законе” [Слуцкий, 1959]), то распространялся ли такой почет и на их жен? Насколько обыденными, характерными для всех женщин страны были образ жизни и временной бюджет жительниц наукограда, насколько связаны были женщины Дубны стереотипными социальными ожиданиями и стремлениями? Была ли Дубна для них жизненным проектом их мужей, временем, которое нужно было просто перетерпеть? Какой смысл имела работа женщин на должностях обслуживающего научного персонала? Воспринимали ли женщины такое свое положение как должное и могли ли находить удовлетворение своих амбиций в семейной, а не в профессиональной жизни?
На эти вопросы попытались ответить авторы статьи: Наталья Львовна Пушкарева – д.и.н., профессор, главный научный сотрудник, руководитель центра гендерных исследований Института этнологии и антропологии РАН; Александр Владимирович Жидченко – к.и.н., старший научный сотрудник центра гендерных исследований.
Город “мужской науки”
В отличие от некоторых засекреченных, так наз. номерных городов, опоясанных колючей проволокой, Дубна, сродни новосибирскому Академгородку, возникла как город большой науки. В 1937 г. на месте будущего наукограда была возведена Иваньковская ГЭС, а после войны поблизости от ГЭС в обстановке строжайшей секретности началось строительство установок заряженных частиц для разработки проектов, связанных с ядерными исследованиями. После успешного испытания атомной бомбы в 1949 г. строительство рассекретили, о решении создать Объединенный институт ядерных исследований (ОИЯИ) сообщили в открытой печати.
В 1951 г. в 126 км к северу от Москвы началось создание экспериментальной базы реактивных самолетов (филиал конструкторского бюро им. А.И. Микояна). Инновационность проекта состояла в том, что планировалось построить одновременно с институтом и КБ удобное жилье для занятых в них сотрудников. К 17 марта 1954 г., когда Указом Президиума ВС РСФСР безымянный населенный пункт в густом лесу был преобразован в “поселок Дубно”, в нем уже стояло десять первых двенадцатиквартирных домов, пять двухквартирных коттеджей, два двухэтажных общежития, баня, хлебопекарня, ясли и начальная школа, позднее разбили парк на набережной Волги, а в 1964 г. создается единый архитектурно-планировочный ансамбль из трех районов – Институтского, Левобережного и Большеволжского.
Понятно, что основным донором научных кадров была столица. Поставленные перед необходимостью создавать “ядерный щит” страны, физики часто представляли свое будущее как “ссылку на восток” (где и разворачивались главные события). Еще летом 1948 г. академик И.В. Курчатов просил физика В.П. Джелепова “предупредить жену” о том, что вскоре придется уезжать. Но, как выяснилось, уезжать предстояло не так уж и далеко и в территориальном, и в “философском” смысле: расстояние от столицы до Дубны определялось как “2 часа на ЗИМе”.
Повседневный быт нового научного центра по обслуживанию крупнейшего в мире ускорителя (построенного в Дубне в 1957 г. синхрофазотрона) создавался, однако, не академиками. Младший обслуживающий персонал, работники котельных, бань, пекарен, магазинов, почт, поликлиники, без которых была бы невозможна нормальная жизнь городка, набирались из местных деревень Юркино, Козлаки, Иваньково, Новоиваньково, пос. Большая Волга. Соседство с интеллектуальной элитой страны оказало немалое социально-экономическое и культурное воздействие на жителей близлежащих населенных пунктов: заставило поменять образ жизни, повлияло на их собственную судьбу и судьбу их детей. Это было «время своеобразного “врастания” друг в друга двух городов, рождались новые семьи», – так описала те годы в своих воспоминаниях бывшая комсомольская активистка (Коныгина б.г.).
Очевидцы перемен 70-летней давности вспоминают, как их “в глуши забытые селенья” внезапно стали преображаться, поскольку городок Дубно (постепенно ставший Дубной) быстро обрастал сетью магазинов, культурно-бытовыми и досуговыми учреждениями, а рядом сохранялись густой сосновый бор и Иваньковское водохранилище (названное Московским морем).
Образцы нового градостроительства появлялись в Институтской части Дубны, где для академиков возводились газифицированные, обеспеченные центральным отоплением индивидуальные лесные коттеджи, а для профессоров, доцентов и младших научных сотрудников – дома с большими удобными квартирами. В шаговой доступности находились не только сами институты, но и бытовые учреждения. Радовал быстрый рост числа магазинов, торговых палаток, столовых с буфетами, уже в 1954 г. приезжих из Москвы поражала «столовая “Дружба” с красивым буфетом и столами, покрытыми скатертями». В 1955 г. на Площади Мира открылся ресторан. Для быстрого сообщения с Москвой и Ленинградом прокладывались новые железнодорожные магистрали.
Но все же от шумной столичной жизни уехать в такой тихий городок готовы были не все. Выпускницы московских физических факультетов и институтов честно признавались, что первое впечатление о Дубне было “прямо скажем, не очень”, и кому-то вспоминались лермонтовские строчки “На севере диком стоит одиноко / На голой вершине сосна”. Но первое впечатление сменялось радостью включения в особое творческое сообщество, и та же мемуаристка уже замечала “не только сосны, но и цветущие липы, роскошные осенние клены и каштаны” (Заикина 2016).
Все, что характеризует корпоративную культуру, – атмосфера единения, общих целей и дела, особая рабочая среда и общий досуг – было в Дубне ярко выражено. Все помнящие лучшие годы городка рассказывали о совместных выездах на всемирные симпозиумы, о совместных походах на пляж, о субботниках, о высоком уровне взаимопомощи (если возникали сложности с устройством ребенка в детский сад, с жильем, с продуктами) и, конечно, о совместных поездках в Москву в театры, на выставки, на концерты, а также о вечерах в Доме ученых – месте притяжения творческих сил всех поколений в Институтской части города.
“Девушек сюда не берут!”: женский труд в лабораториях Дубны
Несмотря на отсутствие видимых гендерных преград на пути к освоению женщинами теоретический физики, выдающимися советскими учеными в этой сфере в послевоенное время были преимущественно мужчины. Среди них было немало людей, преданных науке, они настолько были сосредоточены на своей работе, что в первый раз поцеловались только в 50 лет… (как, например, физик-ядерщик член-корреспондент РАН М.Г. Мещеряков). В современном зале славы музея Объединенного института ядерных исследований, где представлены отцы-основатели этого научного учреждения, на стенах исключительно мужские портреты.
В топонимике Дубны нет ни улиц, названных именами женщин, ни памятников женщинам-ученым. Традиционный гендерный контракт отнюдь не исключал женщин, однако он предполагал их “второстепенность”. Меж тем женщины были в Дубне востребованы – и для длительных трудоемких процессов, и для редактирования готовых статей, монографий, диссертаций. О них вспоминали на банкетах (“Всем нам помогали наши жены”), отмечая как особую заслугу умение отдельных ученых обходиться без жен, без “заботливых женских рук”, выполняя научно-технические и экспериментальные работы (Мещеряков 2016). Научные сотрудницы были нужны, но не у всех были такие помощницы.
Анализ воспоминаний убедил нас в том, что “путевку” на работу в Дубну было проще получить супругам-физикам. Если направление получал мужчина, то в научном центре находилась работа и его жене. Е. Кладницкая, сотрудница Лаборатории высоких энергий, познакомилась с будущим мужем на физфаке МГУ. После окончания с красным дипломом вуза в 1952 г. супруги оказались в лаборатории основоположника ускорительной техники академика В.И. Векслера. Узнав, что у молодых нет своего жилья, он как раз и предложил им работу в Дубне.
“Нам, вчерашним студентам, предложили на выбор две двухкомнатные квартиры на первом этаже. Одна из них с окнами на юг (в тот момент залита солнцем), но без ванны, вторая с ванной, но на северную сторону”. Мемуаристка выбрала солнечную сторону, поскольку… “нам еще не довелось к тому времени пользоваться ванной” (Кладницкая 2020: 7–8). О решенности жилищного вопроса для переехавших в 1963 г. пел бард Ю. Ким. Он подчеркивал особую атмосферу Дубны и готовность живущих там физиков поселить у себя даже диссидентов, вроде сына репрессированного П.И. Якира, в годы оттепели ставшего правозащитником (“Как сын в Москве? / Без шуток, сын Якира? / Послушайте, у нас с женой квартира / Гигантская. Вот с ним бы – к нам бы, а?”) (Ким 2011: 133). Женам после таких приглашений ничего не оставалось, как соглашаться.
Когда же одинокие женщины после окончания вузов приезжали в ОИЯИ, то поначалу к ним могли относиться не слишком любезно. Так, выпускница МФТИ Т.И. Забой, получившая направление в Дубну, в Лабораторию вычислительной техники и автоматизации, вспоминала, как ее, “полную надежд и энтузиазма” вначале не пускали в “административное здание, просили подождать в коридоре”, а после “суровая дама из отдела кадров, взяв направление”, вынесла вердикт: “Это какая-то ошибка, предприятие вредное, связанное с радиацией, девушек сюда не берут!” – и посоветовала “найти другое, более подходящее место работы”.
Действительно, физиков-ядерщиков среди женщин в то время не было. И научную карьеру в Дубне делали именно мужчины, сохраняя традиционный гендерный контракт: они обеспечивали финансово свои семьи, в то время как жены занимались детьми и домашним хозяйством или работали на вспомогательных должностях. Дилемму соответствия/не соответствия указанной традиционности отобразил снимавшийся в лабораториях Дубны М.И. Роммом в 1962 г. фильм “Девять дней одного года”. По сценарию, главная героиня Леля (в исполнении Т. Лавровой), влюбленная в молодого физика – фанатика науки Митю Гусева (А. Баталов), получившего дозу радиации, часто повторяла: “Я плохая жена…”. Подразумевалась особая миссия супруги ученого, которой она, не посвятившая себя семье и уходу за любимым мужчиной, не соответствовала. Ту же дихотомию (плохая-хорошая жена) можно найти в повести 1968 г. “Я люблю нейтрино” Г. Николаевой. Но, благодаря перу писательницы, жена может стать хорошей и подчеркнуто счастливой, вырвавшись из тисков традиционной семейной (обслуживающей) роли, став сама ученой (“Счастливейшая из женщин! Молодая, красивая, ученая и с таким женихом вдобавок! почти Жолио-Кюри!”).
Устные воспоминания старожилок наукограда подтверждают, что в физических лабораториях ОИЯИ женщин практически не было, но в химических лабораториях немногочисленные сотрудницы встречались (“было немного”) (память сохранила и их имена: Н.А. Лонина, А.К. Попова, И.М. Столетова, Л.А. Филимонычева) (Шафранова 2003; Попов 2014). Но главным образом женщины трудились “в хозяйственном отделе. Обслуживающий персонал – тоже женщины, от технических работников до младшего обслуживающего… сама начинала с работы лаборанта, а потом техником”, – призналась одна из респонденток (ПМА 2022: Баринова). В воспоминаниях мужчин имена женщин-физиков, работавших вместе с ними в лабораториях, встречаются: Наташа Янева – о ней отзываются как о человеке исключительных личностных качеств, жена румынского физика Драгическу, “Неля Ширикова с мехмата МГУ”, “две Эллы – Рындина и Васильева; Э.З. Рындина была двоюродной сестрой Л.Д. Ландау”, Э.Н. Каржавина, И.В. Курносова, “опытный лаборант” М.С. Язвицкая (Тулянкина) – их справедливо называют “рядовыми науки” (Попов 2014). В списках кандидатов физико-математических наук тех лет женские фамилии встречаются редко, не говоря о списках профессоров. Показательно, что ветераны-дубненцы говорят, как о само собой разумеющемся, о том, что женщины в Дубне всю жизнь занимались обслуживанием ЭВМ: это “занимало много часов машинного времени, которое выделялось по ночам, так что [им] доставались ночные бдения”, в то время как мужья этих женщин (творцы!) постепенно дорастали до “главных математиков- системщиков, начальников секторов” (Попов 2014).
Безусловно, среди трудившихся в Дубне женщин-физиков были и лауреаты Государственных премий, не получившие, однако, в отличие от именитых коллег-мужчин, мировой известности. Восполнить эту несправедливость пыталась вышеупомянутая Г. Николаева (автор романов “Битва в пути” и “Жатва”), запланировавшая в “оттепельные 60-е” завершить трилогию романом о женщинах-физиках. Прообразами ее героинь стали физик-экспериментатор, соавтор многих открытий, связанных с ускорителями, М.Г. Шафранова (1930-2020, жена физика М.Д. Шафранова) и посвятившая жизнь физике высоких энергий Е.Н. Кладницкая (1929-2012). В поисках “советской Марии Кюри” Г. Николаева приезжала в Дубну, сделала наброски романа “Сильное взаимодействие”, но закончить его не успела.
Отрывок из незавершенного романа Г. Николаевой в виде уже упомянутой повести “Я люблю нейтрино” был опубликован в журнале “Наука и жизнь” уже после смерти писательницы, но в годы наибольшей активности прототипов ее героинь.
Кроме того, многие респонденты вспоминают М.А. Левитскую, Е.А. Феоктистову, Н. Биргер, М. Беляеву (Рухадзе 2003; Фетисова 2019). Женщин, занимавшихся в Дубне наукой, поначалу было мало (что продемонстрировал медиапроект “Очаровательная наука”, собравший микробиографии нескольких из них) (Очаровательная наука 2022), но все же соотношение полов на протяжении 70 лет медленно менялось, и ныне, в 2022 г., научные сотрудницы ОИЯИ и других институтов в Дубне составляют 19,4% от общего списочного состава (среди них 20 кандидатов, 3 доктора наук; больше половины всех работающих женщин моложе 45 лет).
Полный текст статьи доступен на сайте журнала «Этнографическое обозрение»
30.11.2023