Московский областной общественный фонд
историко-краеведческих исследований
и гуманитарных инициатив

Эти слова неоднократно повторяла Евгения Алтухова – замечательная оперная певица, народная артистка РСФСР, отметившая 4 сентября 2024 года свой 100-летний юбилей. В интервью члену правления Музыкального общества Московской области Сергею Балашову она рассказала о трудном детстве, ранней смерти отца, военных годах, встречах с интересными людьми и, конечно, о воплощении своей мечты – пении.

Евгения Васильевна Алтухова в день своего 100-летия – 4 сентября 2024 года

– Евгения Васильевна, Вы прожили, не побоюсь этого слова, грандиозную жизнь, Ваш возраст не может не поражать. Расскажите о своем детстве и родителях. 

– Я родилась в 1924 году в городе Угличе Ярославской области. Родители – выходцы из окрестных деревень. Мой папа, Василий Иванович Бутин, был  весьма одаренным человеком. После окончания церковно-приходской школы в одном из Петербургских ресторанов обучился поварскому делу, стал оформителем блюд, а постепенно даже овладел французским и немецким языками. В столице отец женился, там же родились двое сыновей. Но после революции 1917 года он развелся, вернулся на родину, где и познакомился с моей мамой – Елизаветой Михайловной Ожеговой – вдовой с двумя детьми. Моих старших брата Илью и сестру Валентину папа любил как родных, ну а во мне и вовсе души не чаял.

– Довольно неординарно для выходца из простой среды. Могу предположить, что семья отличалась еще и музыкальностью?

– Отец обладал красивым баритоном и в Петербурге принимал участие в любительских спектаклях. А в отпуске позволял себе отдыхать на пароходе и, наняв цыган, вместе с ними пел. Об этом рассказывала мама. Мне было всего шесть лет, когда папа умер от разрыва сердца прямо на работе – он служил поваром в ресторане на Большой стороне Волги в Угличе. И хоть я являлась свидетельницей тех событий, в силу малолетства не ощущала горя и, более того, я даже что-то тогда напевала, за что старшие меня стыдили. Конечно, после смерти главы семейства наше материальное положение сильно ухудшилось. Я помню, мама стала заготавливать сыр и продавать дачникам, чтобы заработать хоть какие-то деньги. Мои брат и сестра вскоре уехали в Москву, где получили рабочие профессии. В Угличе мы остались вдвоем, и я всячески помогала по хозяйству: подметала полы, приносила воду домой, полола грядки, продавала молоко. Особенно запомнились мучительные ночи, когда приходилось занимать очереди в торгсин.

– В таком трудном положении, наверное, было не до занятий музыкой…

– Тогда об этом я могла только мечтать. Но в обычной школе, где я училась, с начальных классов преподавали пение, и на всех вечерах меня назначали запевалой, а то и солисткой. Надо сказать, мама была малограмотной, поэтому делать уроки помогала моя крестная Екатерина Захарьевна Голованова. Ее – образованнейшую женщину вместе с мужем и родственниками – после революции выслали из Петербурга в Углич. Так вот именно Кокочка, как я ее звала, заложила во мне все то, что в последующие годы помогало в жизни.

Вскоре обрушилось новое испытание: в 1935 году началось строительство гидроузла и плотины на Волге, и наш дом попал в зону затопления, поэтому нас обязали его перевезти в другую часть города. Нам пришлось продать всю живность – основной источник дохода. На новом месте мы никак не могли наладить быт: дом был холодным, а земля песчаная и малоплодородная. Я хорошо помню, как с нетерпением ждала, когда мне достанется стакан молока, купленный у соседей.

– Каким образом вам удалось выбраться из этих тяжелых условий?

– Моя сестра Валентина уговаривала переехать к ней в Поварово. Мы решились оставить насиженное место и стали жителями Подмосковья. Конечно, после собственного дома тяжело было жить в маленькой комнате и спать на полу. Я пошла в 7 класс, и шефство надо мной взяла сестра. Вместе мы смотрели спектакли и слушали оперы, посещали другие интересные места Москвы. А в цирке я пришла в такой восторг, что захотела стать наездницей. Другая моя мечта – сниматься в кино – пришла ко мне после просмотра фильма «Бесприданница». Ну а потом я загорелась желанием учиться на актрису драматического театра. И однажды, набравшись смелости, сказала старшим, что поступаю в студию МХАТ. Но, несмотря на мои слезы и уговоры, судьбу мне определила сестра: в 1939 году с ее помощью я поступила в фармацевтический техникум.

– Удалось ли окончить учебное заведение, учитывая, что Вы поступили незадолго до войны?

– Нас выпустили досрочно: через два с половиной года я сдала госэкзамены и попала по распределению заместителем управляющего в аптеку на Фрунзенской набережной. Кстати, общежитие наше находилось в Новодевичьем монастыре, а на его территории жило много различных семей. Я подружилась с замечательным художником Василием Шереметевым, но тогда он еще учился в Суриковском институте. Он познакомил меня со студентом ВГИКа Николаем Емельяновым. Коля нежно и трепетно ко мне относился, и стал первой большой любовью. Кстати, несколько раз снимал меня на пленку, но не успел проявить, как началась война. Перед уходом на фронт он мне сказал: «Если вернусь, то проявлю и вместе посмотрим, и вообще я из тебя сделаю киноактрису, а не фармацевта». Но в тот день я видела Колю последний раз. Его письма начинались со слов: «Гордая, любовь моя!» Но вскоре они перестали приходить…

Лейтенант медицинской службы Е.В. Алтухова, 1943 год

– Евгения Васильевна, известно, что и Вас призвали на воинскую службу. Расскажите об этом подробнее.

– Я получила повестку в феврале 1943 года и была зачислена начальником аптеки. Еще в Москве нас каждый день учили строевой подготовке, стрельбе, ползать по-пластунски. А в ночь на 1 мая нас, в составе четырех госпиталей, отправили на фронт. Мы не успели доехать до места назначения, как оказались под бомбежкой в Воронежской области. Я помню жуткую картину, когда мы вышли из укрытия, уже на рассвете: стоны людей, скуление собак, горящие составы и множество трупов… Мы отправились дальше: началось одно из ключевых сражений – битва на Курской дуге. Наш госпиталь находился в трех километрах от линии фронта, и от орудийной канонады сердце просто сжималось. Раненых поступало столько, что мы работали круглосуточно, и от усталости я буквально валилась с ног. Но мы двигались вслед за линией фронта, сначала I, а затем и II Украинского. Пешком мы шли по 30 километров в день, а снаряды и перевязочные материалы перевозили на волах и лошадях.

Наш госпиталь участвовал еще в одних крупных боевых действиях на Корсунь-Шевченковском направлении. Продвигались мы по заминированным полям и дорогам в сопровождении саперов. Как начальник аптеки, я постоянно заботилась о ее пополнении лекарствами, и в штаб для этого ездила верхом на лошади. И вот однажды разыгралась такая метель, что в нескольких метрах не было ничего видно. Когда я добралась до ближайшего села, то меня еле-еле стащили с седла: колени замерзли так, что не могли разгибаться. Я тогда потеряла сознание и очнулась только утром. Но дня через три служба моя продолжилась, и мы под бомбежками двигались вперед, постоянно ложась на землю от осколков. В мокром снегу мы находились часами, и однажды мои ноги распухли так, что не влезали в сапоги. Но Бог миловал, и жизнь продолжалась: после Яссо-Кишиневской операции я с воинскими частями оказалась в Румынии.

– Где закончился Ваш боевой путь?

– На фронте у меня начались отношения с нашим замполитом Алексеем Алтуховым, и в Богдане-Хмельницком мы оформили наш брак. Летом 1944 года я выбыла по декрету и уехала в Москву, а в октябре родилась наша дочь Светлана. Правда, с мужем мы быстро расстались. Победу я встретила дома, и как же мы все тогда радовались и плакали от счастья, что наступила мирная жизнь! После войны я устроилась работать в аптеку при Лечебном стационаре Академии наук СССР.

– И снова медицинская сфера… Когда же Вы начали петь?

– В полуподвальном этаже нашего дома жила артистка хоровой капеллы Надежда Спиридоновна Смирнова. Летом, через открытые окна квартиры, она услышала, как я пою и сказала, что у меня от природы красивый тембр, но необходимо заниматься с педагогом. При ее участии я поступила на вечерние курсы общего музыкального образования в класс Николая Георгиевича Каретникова. Он меня вел как драматическое сопрано, но вскоре я стала испытывать затруднения в голосе. Тем временем судьба свела меня с солисткой Большого театра Марией Баратовой, и она совершенно безвозмездно стала со мной заниматься, поскольку ей понравился мой голос, определив его как меццо-сопрано. Я ушла с курсов, хотя Коля Каретников — сын преподавателя — стал моим первым учителем нотной грамоты. Но и с Марией Викторовной ничего не вышло, так как она обладала легким лирическим сопрано, и я невольно стала ей подражать. Она была чудесным человеком, но, видимо, не имела педагогического опыта…

В роли Амнерис на сцене Свердловского театра, 1956 год

– Какой нелегкий путь! Каким образом разрешились поиски преподавателя?

– Занятия по вокалу я совмещала с работой фармацевта, а мой управляющий оказался большим любителем и знатоком классической музыки. Он предложил позаниматься у его приятельницы – преподавателя Московской консерватории Сарры Теодоровны Брагинской. По совместительству она подрабатывала в клубе Министерства химической промышленности. И вот с ней-то положительные результаты не заставили себя долго ждать. Никогда не забуду, как дрожали колени и губы от волнения, когда первый раз вышла на сцену. В 1949 году я пела на смотре-конкурсе художественной самодеятельности химической промышленности в Колонном зале Дома Союзов, получив первое место и рекомендацию для поступления в Московскую консерваторию.

– И Вы поступили, по сути, не имея даже начального музыкального образования?

– Да, можно сказать, я выросла из самодеятельности. Летом 1950 года я держала экзамен. И представляете, по сольному пению Свешников мне поставил четыре с плюсом! Я ему очень понравилась, и он дал приказ меня зачислить в консерваторию. Попала я в класс Розы Яковлевны Альперт-Хасиной, но с ней я стала терять опору и петь при снятом с дыхания звуке. После сессии II курса меня вызвал директор консерватории А.В. Свешников и стал расспрашивать, в чем дело. Я винила себя, говоря, что прихожу с работы уставшей, вероятно, это и повлияло на голос. Но Александр Васильевич, как опытный музыкант, сразу понял, что причина не во мне, и сказал, что переводит меня к М.Г. Гуковой. Певческого голоса у Маргариты Георгиевны уже практически не было, но ее замечания и показы оказались настолько точны, что диапазон в верхнем регистре стал быстро увеличиваться, а дыхание крепнуть. Она объясняла, как находить в голосе правильный характер конкретного произведения и выполнять ремарки композитора. Поскольку она владела пианистической школой, то учила меня слушать гармонию и сливаться с ней в темпе, ритме и динамических красках, ощущая цельность формы сочинения. Но прежде всего она говорила о важности осмысливать текст, пропускать через свою душу и тогда пение становилось сознательным.

В роли Кармен. Фото 1970-х гг.

– Вам несказанно повезло попасть в класс легендарной певицы, звезды оперной сцены начала ХХ века, мастерством которой восхищались Римский-Корсаков, Шаляпин, Собинов и многие другие!

– Знаете, как я плакала, когда меня к ней переводили! О Маргарите Георгиевне говорили, что она переделывает голоса — из тенора в баритон, из баритона в тенор и так далее. Я даже долго не приходила к ней, когда начались занятия. Но она знала об этих слухах, о чем мне поведала и сказала: «Ну, а теперь давай начнем, и ничего не бойся». Гукова – ученица известного итальянского певца и преподавателя Умберто Мазетти, и эту вокальную школу и уникальные методы она передала мне. Ее творческая жизнь оказалась короткой: неудачная операция прервала блестящую карьеру 27-летней солистки Большого театра. С того момента началась ее педагогическая деятельность. В пору моей учебы Маргарита Георгиевна была преклонного возраста, и занималась с нами большей частью у себя дома. Вообще, я ее запомнила как образованнейшего и интеллигентного человека.

– А как приходилось справляться с другими дисциплинами, не имея достаточной музыкальной базы?

– Знаете, когда я поступила, со мной занимались как с ребенком: проверяли музыкальную память, слух и ритм. И в итоге, все стало возможным опять же благодаря М.Г. Гуковой: ее наставления очень помогли в постижении теории музыки, истории музыкальной литературы и прочих предметов. Я получала хорошие оценки и у других преподавателей. Даже на экзамене IVкурса по фортепиано мне поставили четверку, хотя я не обучалась игре с детства, как многие другие мои однокурсники. Кстати, в 1953 году мне поручили сложную партию Ульяны Громовой в опере Мейтуса «Молодая гвардия». И в журнале «Советская музыка» написали положительную рецензию на мое выступление! Дипломной работой как оперной певицы я выбрала партию Любаши в опере «Царская невеста» Римского-Корсакова. А как концертная певица я исполнила программу из арий, романсов и русских народных песен. Годы учебы в Московской консерватории оказались для меня просто чудесными и незабываемыми!

Е.В. Алтухова в Угличе, 1977 год

– Как стала складывалась Ваша карьера после окончания консерватории?

– После выпуска мне рекомендовали пройти конкурс в Большой театр. Концертмейстер Семен Клементьевич Стучевский, репетировавший со мной, вселил уверенность, а Галина Вишневская подошла после II тура и сказала: «Ты будешь петь в театре». Но в списках принятых моей фамилии не оказалось. Помню, как я залилась слезами и возвращалась домой в ужасно подавленном состоянии. До сих пор тяжело об этом вспоминать. А в 1956 году руководство Свердловского театра оперы и балета приезжало в Москву слушать и набирать певцов. И так моя жизнь оказалась связанной с этим театром, где я спела 22 партии. Работая над многими постановками, к каждой роли я относилась с большим интересом – не только к сценическому характеру, но и к музыкальному языку. В 1958 году мы приехали на гастроли в Москву, после чего мне присвоили звание Заслуженной артистки РСФСР. Через четыре года я вновь выступала в столице, и уже на сцене Большого театра. И вот тогда Сергей Лемешев, как директор, предложил зачислить меня в солистки без всякого конкурса. Но репертуар гастролей ставили под меня, а я не могла подвести Свердловский театр и отказалась от предложения. Видимо, об этом узнало мое руководство и чтобы удержать, мне присвоили звание Народной артистки РСФСР.

– Сколько Вы работали в Свердловском театре?

– Девять лет. А потом по семейным обстоятельствам мне необходимо было вернуться в Москву. Но меня не отпускали, и пришлось подать заявление об уходе, а это воспринималось почти как «волчий билет». Приехав домой, я устроилась ведущей солисткой вокальной филармонической мастерской «Москонцерта» и выступала, прежде всего, как концертная певица. Кстати, моя гастрольная деятельность не ограничилась Советским союзом: я побывала в 23 странах. С 1965 по 1982 годы я много концертов и оперных сцен отработала в Кремлевском Дворце Съездов, а также пела в пяти спектаклях на основной сцене Большого театра. Вспоминаю, как однажды мне позвонили и попросили заменить солистку и исполнить партию Марфы в опере Мусоргского «Хованщина». А я просто мечтала ее спеть, но перед слушателем в этой роли никогда не выходила. Меня стали уговаривать, но, даже учитывая мой гастрольный опыт, это была страшная авантюра. С большим страхом, как во сне, я исполнила мою любимую партию Марфы и сразу в Большом театре. Не могу забыть, как артисты оркестра поздравляли меня смычками, а хор устроил мне овацию после спектакля.

В роли Марины Мнишек на сцене Большого театра, 1982 год

– И все-таки Вы стали солисткой Большого театра!

– Я была, как теперь говорят, приглашенной солисткой. И только потом узнала, почему меня не приняли. Когда я заполняла анкету, то написала, что моя мама в годы войны оказалась в оккупации под Москвой. И из-за этого меня не взяли в Большой театр, поскольку он считался правительственным.

– Вы застали эпоху, когда работали известные вокалисты и творили знаменитые композиторы. Расскажите, с кем Вам посчастливилось общаться?

– В 1948 году я отдыхала в санатории в Крыму. И вот однажды я сидела в шезлонге с закрытыми глазами, как вдруг кто-то бросил мне конфету. Я сразу пробудилась, но никого не увидела. Это повторялось несколько раз, только уже с цветами. И в один день выяснилось, что моим поклонником оказался знаменитый тенор Иван Семенович Козловский. Он слышал, как я пою и сказал, что у меня сильный голос с красивым тембром. Можете себе представить, как эти слова подействовали на меня! Мы подружились, и впоследствии он приходил на мои концерты, всегда горячо поздравлял и называл не иначе как Кармен. С Козловским я даже выступала на одной сцене.

– Мне известно, что Вы встречались и с Георгием Свиридовым?

– Я готовила концерт из его произведений. Но прежде выхода я решила попросить композитора послушать меня и высказать замечания. Георгий Васильевич любезно согласился. На репетицию к нему домой я приехала со своим концертмейстером Давидом Михайловичем Лернером и пела с ним, а Свиридов только слушал. Затем он сел за рояль и мы стали анализировать каждый романс, и о каждом он высказывал характер и свои видения. С подобной просьбой я обратилась и к Тихону Хренникову, когда учила его опусы, и с ним мы встречались в Союзе композиторов. Кстати, Тихон Николаевич присутствовал в концертном зале «Октябрьский» в Ленинграде, где я с оркестром исполняла его сочинения.

Н. Соколов. Портрет Е.В. Алтуховой в роли Кармен

– Судя по картинам в гостиной квартиры, Вам посчастливилось повстречаться еще и с известными художниками?    

– Один из моих портретов написал Николай Соколов – он входил в трио художников, которых называли Кукрыниксы. Несмотря на большую разницу в возрасте, мы подружились, и я бывала в его гостеприимной семье. Однажды Николай Александрович сказал, что хочет написать меня в роли Кармен. Нужно ли говорить, как я была счастлива! Кстати, эту работу опубликовали в журнале «Огонек» в 1978 году. А у меня висит авторская копия с дарственной подписью Соколова. Мой портрет писал и другой замечательный художник Владимир Игошев. Его картины, между прочим, находятся в собрании Третьяковской галереи и Русского музея. С Владимиром Александровичем я познакомилась еще в Свердловске, а уже в Москве завязалась настоящая дружба: я ходила на его выставки, а он вместе с супругой бывал на моих концертах. У меня сложились теплые отношения с живописцем Ильей Глазуновым и его женой Ниной, а с известным поэтом Расулом Гамзатовым помимо просто общения мы реализовали еще и совместные творческие проекты. Вообще, мне довелось познакомиться с замечательными людьми – писателями, артистами, политическими деятелями, журналистами.

Е.В. Алтухова в день своего 100-летия

– Лишний раз убеждаешься, что Ваша жизнь просто удивительна и достойна восхищения! Глядя на Вас, создается впечатление, что Вы совершенно не ощущаете своего возраста…

– Возраст я ощущаю, когда поднимается давление, но сегодня эта проблема легко решается с помощью лекарств. А жить мне помогает организованность,  дисциплина и выдержка – этому меня научила армия. И, разумеется, вера в Бога. Знаете, я считаю, что и на войне выжила только благодаря молитве. А, кроме того, я ведь и сейчас продолжаю работать преподавателем-консультантом «Москонцерта», и мои ученики поют во многих театрах и концертных площадках. Думаю, и эта востребованность тоже помогает мне в жизни.

2.02.2025