Глава из книги кандидата филологических наук Владимира Коркунова-младшего «Кимры в тексте» (часть II. Локальная биография. «Савеловский период в судьбах русской литературы»).
Отметим сразу: Белла Ахатовна Ахмадулина в Кимрах не бывала. Однако её поэтический цикл «Глубокий обморок», в состав которого вошли «Помышления о Кимрах» (и «Больничные шутки и развлечения»), а также некоторые другие тексты, в которых находят отражение Кимры и кимряки; дружба и переписка с жителями города, и кроме этого — значение, которое оказали её строки на самосознание кимряков в последние годы, позволяют отдельно выделить «кимрский» биографический элемент поэта. Автору исследования удалось собрать воспоминания кимрских санитарок Боткинской больницы, в период написания «Глубокого обморока» и позднее общавшихся и, возможно, друживших с поэтом.
Как Таня к няне, я приникну к Тане…
Необходимо отметить, что Кимры для Ахмадулиной действительно имели лицо и образ. В немалой степени — уходящей России, в чём автор исследования убедился во время встречи с поэтом в октябре 2008 г. (1) Б. А. Ахмадулина рассказывала о любви к маленьким городам, о том, что именно в них сохраняется исконная русская жизнь, день за днём «выметаемая» из столиц: «Я хочу ещё написать о Кимрах. Когда я вижу разруху, мне от этого больно. Я не против, чтобы они строили особняки. Но важно, чтобы сохранялось исходное. Таруса и… Кимры. Кимры менее знамениты, но разрушены больше». Действительно, в февральском номере журнала «Знамя» за 2009 г. появилась небольшая заметка Б. А. Ахмадулиной о Кимрах (2). Историю города — в комментариях к строкам Б. А. Ахмадулиной — мы рассмотрели в разделе «Сближение гетеро- и автостереотипов на примере “Помышления о Кимрах” Б. А. Ахмадулиной», в дальнейшем тексте проследим за воплощением человеческих образов в стихах.
В 2010 г. — в августе и сентябре — автор исследования встретился с двумя санитарками, Татьянами, ставшими героинями цикла. В письме к Н. Б. Ивановой, опубликованном в «Знамени» (№ 1, 2001 г.), Ахмадулина отзывалась об одной из них с такой теплотой: («Таня Быкова — реальное, чрезвычайно милое лицо, чудесный русский характер, сохранивший благородную кимрскую старинность, когда-то знаменитую, теперь повреждённую и оскудевшую, к счастью, не совсем»), что искренность сравнения Тани с няней пушкинской Татьяны, проявившегося в «Памяти Симона Чиковани» («Как Таня к няне, я приникну к Тане…» (3)) не вызывает ни малейшего сомнения.
Т. А. Быкова
С Т. А. Быковой (отразившейся в большем количестве текстов), автор исследования встретился осенью 2010 г. Расшифровывая беседу, мы старались максимально точно отследить образ Б. А. Ахмадулиной и атмосферу больничных будней.
Т. А. Быкова: «Мы работали посуточно. Осенью, когда ездили на электричках в Москву, вагоны отапливались очень плохо. Когда начались холода, мы приезжали всё мороженые, замёрзшие. И спешили в больницу — отогреваться» (4). После одного из подобных приездов состоялась встреча с новой пациенткой: «— Ой, девчонки, вы откуда? — Из Кимр. — А где это?».
«Я рассказывала, какие у нас достопримечательности есть. Что много народу работало на Савёловском заводе, что места в Кимрах — залюбуешься. Говорили и о том, что со времён Петра I сапоги шили, а ещё было предание, что придворные дамы, когда случайно беременели, рожали и кимрским няням отдавали своих детишек, отправляли их в Кимры».
Как писала Б. А. Ахмадулина, «…все сёстры, все сиделки, санитарки,/ как сговорившись, прибыли из Кимр./ Приятно, но загадочно, не так ли?». Ещё одна Таня, Т. В. Коростелёва (мы встретились с ней летом 2010 г.), подтверждает эти слова: «По странному совпадению, в конце 1990?х гг. отделение Боткинской больницы кимрское было — столько девчонок! Только Галя Колосова временно ушла из санитарок в прибольничную церковь. Рядом с больницей церквушка была, где отпевали умерших больных. Но Галя постоянно забегала к нам. Ещё там была Лена, наша, кимрская, я не помню её фамилии, чёрненькая такая… И много других!» (5).
Т. В. Коростелёва
В 1998 г. они беседовали о взорванном в 1936 г. Покровском соборе, разрушенной Скорбященской церкви, Преображенском храме.
«Я как прихожу в церковь, в наш Преображенский собор, сразу Беллу вспоминаю, — говорит Т. В. Коростелёва. — Я ей рассказывала про наши церкви, о крестных ходах с иконой Иверской Божьей Матери по осени… В письмах она наказывала поставить свечку перед иконой…»
Таким образом, намечаются связи Ахмадулиной и Кимр; столичный автор отождествляет себя с провинцией, ищет в ней исконную Россию — и затем обращается в художественных текстах. Очевидно, что являясь столичным жителем географически, Ахмадулина испытывала нехватку впечатлений и событий для создания провинциального литературного текста, более русского с её точки зрения, чем непосредственно столичный.
Изучив книги о Кимрах, привезённые Т.В. Коростелёвой, Ахмадулина в прямом смысле удивила санитарок: «Она нам про наши Кимры больше рассказала, чем мы о себе знаем! Как к нам икону везли, Иверскую Божью Матерь, несли её на руках…» (Т. А. Быкова) (6).
Воплощённые в стихах
Многое из рассказов санитарок, больничных случаев и событий, находило отражение в «Глубоком обмороке». Эта констатация больничной жизни, многомерной, многосюжетной при ближайшем рассмотрении, с расстояния представляется отражением небольшого мирка, в который попали самые разные люди, вынужденные какое-то время быть вместе. Они находили общее друг в друге, объединённое абстрактной бедой: болезнью тела — со стороны пациентов, и болезнью души — со стороны общества, поместившего, надо полагать, не только «кимрских жён» в больничный мир.
Икона Иверской Божьей Матери, покровительницы Кимр
Т. А. Быкова: «Она к людям относилась с уважением, к тем, которые помогают. Вот мы, нянечки… Её дочки навещали, Лиза и Аня. Бывало я приду в палату, они сразу вставали. Белла Ахатовна говорила, что они так привыкли — очень уважительно всегда с няней общались. “Мы в разъездах с Борисом, — говорила. — Дочки с няней оставались”».
Ещё один эпизод: когда персонал корпуса, где трудились кимрячки, готовился отмечать наступающий 1999 г., в отделении раздался телефонный звонок. «“Тань, тебя к телефону”, — вспоминает Т. А. Быкова. — Подхожу. Белла Ахатовна: “Таня, приезжайте ко мне, у меня здесь подарки для Вас”». Этими «артефактами» стали Санта Клаус, в настоящее время отданный дочери, но каждый год занимающий место у ёлки; зимние рукавицы; термос: «Его Борис Асафович привёз. Белла Ахатовна говорила ему: “Привези, Таня замёрзает!” И этот термос у меня 11 лет был. Но в марте на кухне пожар случился, и термос сгорел тоже… А я с ним в те годы в больницу ездила, согревал он меня…»
Во время встречи с Т. А. Быковой мы рассматривали фотографии, изучали книги, письма и газетные вырезки из её «ахмадулинского» архива. На одной фотографии, запечатлевшей Б. А. Ахмадулину, обращает на себя внимание оборотная сторона, на которой рукой поэта написаны слова: «Милая, дорогая Танечка! От всей души моей желаю вам радости. Благоденствие трудно достижимо, но Ваше благо — в Вашей семье, в Вашем добром и светлом характере. Будем и мы считать, что посуда бьётся к счастью. Спасибо Вам! Ваша Белла Ахмадулина. 26 ноября 1998 г.» (7). В этой констатации — подтверждение той локальной значительности, которую имела Т. А. Быкова для поэта.
Оборот фотографии с автографом
Биографические факты из жизни санитарки находили отражение в литературном контексте. Рассказ Быковой: «Вот у меня вечно из рук всё падает, начинаю мыть посуду — всё разлетается. Бывает даже так, что и пить-то не из чего» находит поэтическое подтверждение в «Больничных шутках и развлечениях»: «…грохнулось приданое сервиза,/ своею волей быть не пожелав». И позже: «Сегодня — дети дедовскую чашу/ раскокали о мыльный водоём./ Я говорю ей: — Таня, это к счастью! —/ Вздыхаем и смеёмся с ней вдвоём» (8).
Сказанное выше позволяет резюмировать: Т. А. Быкова была для Б. А. Ахмадулиной не только героем стихотворений; по ряду свидетельств можно сделать вывод, что пациентка и санитарка действительно были духовно близки. В письме Т. В. Коростелёвой Ахмадулина отмечала, что она «очень сдружилась» (9) с Быковой; в февральском номере «Знамени» за 2009 г. Ахмадулина также отзывается о ней: «Я нежно возлюбила санитарку Таню, как и многие ее подруги, проживающую в городе Кимры. <…> Сама же Таня была очень добрая, пригожая, умно претерпевающая невзгоды своей юдоли. Таня постоянно, во время ночных дежурств, рассказывала мне о своем родном городе Кимры, когда-то в давние времена пышно знаменитом, богатом, славившемся своими ярмарками, особенно же, со времен Петра I, сапожным ремеслом» (10). (Во время нашей встречи в 2008 г. Б.А. Ахмадулина с сожалением рассказывала, что контакты с Т.А. Быковой оказались потерянными.)
Образ Тани запечатлён не только в «Глубоком обмороке». Ещё в двух стихотворениях Б. А. Ахмадулиной: «Памяти Симона Чиковани» (из цикла «Сны о Грузии») и «Шесть дней небытия не суть нули…» (из цикла «Блаженство бытия 1999–2000») появилась «люби- мица Татьяна» (11). Как и в предыдущих случаях, происшествия и факты биографии находили отражение в стихотворениях. Например: в реанимации, в соседнем корпусе больницы, Быкова увидела женщину на каталке, покрытую простынёй — были видны одни волосы. Стихотворное воплощение события: «…вошла, рыдая, санитарка Таня…», поскольку «Особенно Татьяну потрясла/ волос ещё живая беззащитность…» (из стихотворения «Шесть дней небытия не суть нули…») (12). Художественное переосмысление касалось целого ряда эпизодов из жизни Т. А. Быковой, следовательно, последняя в определённой степени мифологизируется — становится литературным персонажем.
В стихотворении «Памяти Симона Чиковани» упомянута дочь Т.А. Быковой — Ольга, русская по национальности, но — похожая на грузинку. Между Грузией и Россией оказались и Татьяна, и бывший её муж — ныне покойный — Вова, и дочь Ольга: «Смешение имен, времен и Кимр/с тем краем, что зовется: Сакартвело, —/безгрешно». Кимры и кимряки становятся орнаментом в упомянутых текстах, при этом сами Кимры, образ уходящей России, представляются связующим звеном между прошлым и настоящим, между людьми и странами.
Больничный фотолетописец
В апреле 2011 г. автор исследования встретился с ещё одной санитаркой Боткинской больницы периода «Глубокого обморока» — Г. А. Колосовой. Мы не приводим её воспоминаний, поскольку они либо повторяют сказанное выше, либо относятся к 2010 г. — последней госпитализации Ахмадулиной, что не имеет пересечений с целью нашей работы. Однако Колосова поделилась множеством «больничных» фотографий, которые сами по себе важны для лучше го понимания больничной атмосферы и имеют определённую крае- ведческую ценность (13).
Г.А. Колосова (слева), Б.А. Ахмадулина и врач Боткинской больницы
* * *
Можно ли говорить о локальной кимрской биографии Б.А. Ахмадулиной? В духовном аспекте — безусловно. Как безусловно и то, что «встреча» с другим малым провинциальным городом так же заинтересовала бы поэта, искавшего проявления уходящей России в окружающем. Кимры случайно (но вовремя, как для самого города, так и для поэта) оказались на этом пути.
- Коркунов В. В. Стихи о больничной одинокости. «Глубокий обморок» Беллы Ахмадулиной // Осиянное слово. — 2011. № 2. — С. 105, 106.
- Ахмадулина Б. А. Предисловие к статье В. В. Коркунова «Пароходик с петухами». О пребывании Осипа Мандельштама в Кимрах // Знамя. — 2009. №2. — С. 153.
- Ахмадулина Б. А. Озябший гиацинт… С. 215.
- Диктофонная запись беседы хранится в домашнем архиве автора исследования.
- Диктофонная запись беседы хранится в домашнем архиве автора исследования.
- Икона Иверской Божией Матери была доставлена в Кимры специальным поездом из Москвы 6 мая 1901 г. В Москву она попала с берегов Средиземного моря, Святой горы Афон, откуда её в дар кимрскому собору прислал настоятель Андреевского скита архимандрит Иосиф с братией. В Москве она была освящена, а в Кимрах от станции Савёлово до собора шествовал крестный ход. Эта икона считается покровительницей Кимр.
- Копия фотографии находится в домашнем архиве автора исследования.
- Ахмадулина Б. А. Влечёт меня старинный слог… С. 470.
- Копия письма, адресованного Т. В. Коростелёвой, находится в домашнем архиве автора исследования.
- Ахмадулина Б. А. Предисловие к статье В. В. Коркунова «Пароходик с петухами»… С. 153.
- Цикл «Блаженство бытия 1999-2000», в который входит стихотворение «Шесть дней небытия не суть нули…», создан соответственно в 1999-2000 гг. «Глубокий обморок» — в 2000 г. «Сны о Грузии», в которые входит текст «Памяти Симона Чиковани», опубликован в имеющемся у автора исследования сборнике без даты, но относится к этому же периоду. Полностью эти произведения можно прочесть в сборниках стихотворений Б. А. Ахмадулиной, напр.: Ахмадулина Б. А. Озябший гиацинт. — М.: Астрель, 2008. — 288 с.
- Ахмадулина Б. А. Озябший гиацинт… С. 197, 198.
- Воспоминания Г. А. Колосовой и фотографии Б. А. Ахмадулиной хранятся в домашнем архиве автора исследования.
15.10.2024